Пятница, вечерний полумрак.
На улице ноябрь, черт его побери,
И кажется, каждый бродяга, каждый дурак,
Нищий, пустой прохожий, тот в метро чудак,
Духовно богаче и счастливее есть, чем ты.

Телефон дрожит от вибрации.
Смотрит на него, устало, измученно, тяжело.
Вызов от кого-то входящий.
– Алло.
И голос такой знакомый, бодрящий.
И близкий, как когда-то давно:
– Привет. Это я. Узнала?
Уже поздно.. Не разбудил?
Допив вино из своего бокала,
Она что-то ему отвечала, прибавляя:
– Ну, говори, чего ты звонил?

– Как дела твои? Жизнь? Работа?
– Ничего. Все своим чередом.
– Может, встретимся? Завтра суббота.
– Нет, ты знаешь. Прости. Но лучше давай потом.

И почти сорвался с губ его вопрос
Горький, обездоленный и немой:
– А кому так лучше? Мне не лучше и тебе, я знаю, не лучше.
Так кому и зачем мы врем?

А на деле (виноват уж точно, ноябрь: безлюдный, глухой и сырой) :
– Ты слышала, вышел новый альбом … ?
– Да, я слышала, на концерте была, но он раньше был круче.
– С кем была ты ?
– С подругой Олей, вдвоем.

И еще пара фраз каких-то
Общих, о погоде, например, за окном,
Все смешают в одну палитру,
Все, что есть и будет потом.

– Ну, тогда я пойду, ты слышишь?
Там за мною заехал друг…
– Стой. Отчего ты так часто дышишь?
Словно в голосе спрятан испуг.

– Это… Нет, тороплюсь я просто.
И улыбкой скрывая боль:
– Нужно очень много еще успеть, вот сейчас мы поедем в бар.
Она желает, что закончился в доме весь алкоголь,
И ей кажется, что на свете до нее еще никто никогда вот так не страдал.
– Кстати, на часах ровно полночь, сошлись стрелочки в ноль.
– Ты желание загадал?
– Нет, конечно. Все небылицы.
Может, все таки свидимся? Ну, потом?
– Ты же в бар. А я еду в Ниццу.
Завтра вечером, с женихом.

– Замуж выходишь? Серьезно?
– Да.
– Стой, погоди.
– Я пойду, извини, уже поздно.

И только эхом стучит в груди: