Я смотрю, как метель заметает дорогу.
Дорога бела, как лист чистой бумаги.
Во мне живет министрель, пока угодно так богу,
Я буду слагать свои грустные саги.

Так подарите надежду, пожалуйста, руны,
Разродиться одной хотя бы мне строчкой.
Ведь мы молимся, чтоб не лопнули струны,
И многоточье в конце, чтоб не закончилось точкой.

Напишу я о ветре и восточных базарах,
Как прекрасно на небе и как страшно внизу,
Как отважно викинги плывут на драккарах,
По холодному морю, словно в тазу.

Как поют им песни, нагие сирены.
Аккомпанируя нежно на серебряных арфах.
Как беззвучно проходят гномы сквозь стены.
Как дрожит земля под конницей мавров.

Как кружили космические нас центрифуги.
Как подпилили цверги ножку золоченого трона.
Как, босиком скитаясь по свету, Агасфер глотал пыль на дорогах.
И как играет в гляделки Медуза Горгона.

Иногда мне кажется, что я здесь уже был.
Не могу объяснить, я это чувствую просто.
Мой печальный образ не раз являлся Дульсинеи Табосской.
Меня звали по-разному: капитан Блейк, Жиль Де Ре и граф Калиостро.

Однажды я был даже немножечко богом.
И шептали мне на ухо Манин и Ханин.
Как признанье в любви горсть тюменского снега
Я вложу в конверт и пошлю Нине Хаген.

До Германии тысячи верст.
И письма туда очень долго идут.
Как пилигримы, кутаясь в холст
Они в мешковине по свету бредут.

А на почте – злой почтальон.
Потрошит письма, вскрывает посылки.
Он не любит рок, он уважает шансон.
Лицо в кривой исказилось ухмылке.

Он сургучную поставит печать.
Мешок бросит грузчик в вагон.
Будут колеса, как вериги стучать.
В белой дымке исчезнет перрон.

А в далекой Казани толпы диких татар,
На вокзале торгуют на вес хрусталем.
Защити от них нас богиня Иштар.
Топки проводники накормите углем.

Большегрудые венеры вдоль трассы,
Искушали нас, насладиться собой.
Когда как с войны древние ассы,
Мы, пограалив, возвращались домой.

Но мы в нем чужие и пока дети нюхают клей.
В ночных клубах жирует богема.
Тебе ничего не светит сегодня, если ты не бандит и не гей.
И я здесь не в жилу, не в кассу, не в тему.

Нина,
забери меня в чертоги Вальхаллы.
Нина,
Сигурт мертв, не помог ему мудрый Один.
Нина, аутсайдеры делят наши уже пьедесталы.
Нина,
мое войско разбито, я остался один.

Видно не дергать мне больше русалок за косы.
И смерть кажется уже не такой романтичной.
Одна Вельва знает ответы на все вопросы.
Обошлась как всегда жизнь с нами цинично.

Горящие мельницы Босха машут с ветхих полотен.
Общипанные ангелы уныло бубнят пасторали.
У публики здешней мы не в почете.
Морфий подсластит не надолго хронический приступ печали.

А потом три года будет зима.
Почернеет солнце, тьма поглотит свет.
И тогда вынут клинки снова из ножен,
Те, кто пал при Маг Туиред.

Нина,
забери меня в чертоги Вальгаллы.
Нина,
Сигурт мертв, не помог ему мудрый Один.
Нина,
аутсайдеры делят наши уже пьедесталы.
Нина,
мое войско разбито, я остался один.

Ковыряют чернокнижники дыры в просвирах.
Бросают жены мужей и уходят к цыганам.
Иггдрасиль - цветущее Дерево мира.
Срубит Сурт кривым ятаганом.

Пыльные люди не оставят в покое.
деньги интересуют их и могущество.
Меня интересует – совершенно другое.
Ветер в карманах – вот мое все имущество.

Говорят деревья – это волосья земли,
А от земли до неба – всего один шаг.
Если заклинания ничего не смогли.
Выходит, что - я липовый маг.

Но рано делать еще харакири.
Важно сохранить до финала интригу.
Мне не нравятся люди, я люблю фей и валькирий.
Я бы занес их в Красную книгу.

Мы выброшены в мир, словно рыбы на сушу.
И сбыться не суждено, если нашим мечтам.
Пусть тогда хотя бы наши замерзшие души,
Словно птицы, оправятся к теплым краям.

Поднимут эйнхерии золочен