Виселится висилица в поте лица,
Я болтаюсь на пеньковой веревке.
Жмурится улица, в поте лица,
Я завидую одинокой божъей коровке,
Которая сидит у меня на груди,
А мимо проходят люди.
Один из них посмотрел на меня,
И сказал, что я идиот.
Другой усмехнулся, плюнул,
Сказал "Везет!".
Остальные сталные, стальнее чем сталь,
Проходят молча, глядят по волчьи.

Но мой сюрреализм не так уж опасен,
Когда с первого взгляда я похож на самоубийцу,
Но меня ждет награда.
Мой трюк почти безукоризнен,
Только не надо спасать меня от смерти,
Спаси меня от жизни.

Виселица сколь мне значится,
Я болтаюсь на виселице,
Злится милиция стремится,
Стереть улыбку на моем лице.
Я начинаю чувствовать себя неловко,
У меня есть своя одинокая божъя коровка.
Злюсь, бьюсь, трясусь, молюсь,
Уже не смеюсь и почти сдаюсь,

Но мой сюрреализм не так уж опасен,
Когда с первого взгляда я похож на самоубийцу,
Но меня ждет награда.
Мой трюк почти безукоризнен,
Только не надо спасать меня от смерти,
Спаси меня от жизни.